В начале лета Сергей Пахомов, больше известный как Пахом, запустил на своем YouTube-канале сериал «Кровь в подъезде». Этот проект привлек внимание Screenlifer тем, что сценарием к проекту послужил реальный чат WhatsApp, в котором жители подъезда обсуждают свои насущные бытовые вопросы. Мы поговорили с Сергеем о потенциале цифрового мира для современного искусства, жизни, смерти и бессмертии в сети и о том, почему героя нашего времени больше не существует.

В основу вашего нового проекта «Кровь в подъезде» легли чаты WhatsApp. Почему, казалось бы, такая повседневная вещь оказывается интегрирована в художественный процесс?

Дело в том, что сейчас к сожалению, я чувствую, что привычная система ценностей была уничтожена по какой-то причине. Может, она сама себя изжила или еще что-то произошло. Я как человек трепетный, творческий и внимательный всегда ищу новые лакуны и новую систему ценностей. И вот как раз эти чаты для меня — проявление человеческого начала в современном мире. Это очень близко к философии, в частности греческой, к понятию времени. Меня эта форма привлекла и я запустил этот бесконечный проект. Сейчас я делаю сериал, одновременно это был перформанс с включением различных музыкантов, художников, философов современности. Мне кажется, что появление какой-то реакции в информационном поле и есть смыслы. Мне они нравятся как эстету. 

Получается, это перенос смыслов обычной жизни в цифровое поле?

Я вижу в этом историю с началом, серединой, кульминацией и концом, в ней есть театральное начало — я вижу жизнь в этой переписке. Для меня там персонажи как герои комиксов или, наоборот, каких-то воспоминаний. Они яркие, фактурные, живые, настоящие сами по себе. Я только чуть-чуть добавляю им фактуры и использую прием который был придуман дадаистами: просто случайно выбранный текст вдруг становится картиной мира. 

Почему для иллюстраций к такой бытовой переписке вы выбрали сцены из культовых фильмов? Это работа на контрасте?

Да, это работа с микрокосмом и макрокосмом. Мы берем ничтожное и одновременно составляем его с величественным. И тогда в этом возникает драматургия. Это абсолютно осознанный жест. Это во-первых. Во-вторых, есть два положения развития искусства: это искусство об искусстве, когда художник использует свою любовь к истории, свое понимание Леонардо да Винчи, Микеланджело, Баскии или Уорхола, и искусство отрешенности, когда человек отказывается от опыта и становится аутсайдером. И в том, и в другом есть свое величие. В случае с сериалом «Кровь в подъезде», это искусство об искусстве. Здесь все время идет разговор о культуре как таковой. Вообще я занимаюсь — может это и громко сказано — проповеднической формой, и я хочу, чтобы люди больше знали об искусстве. 

Получается, и этот проект просветительский?

Да, поэтому у меня как афинская школа, есть своя школа — «Школа Пахома» (так называется и канал Сергея Пахомова на YouTube — Прим. ред.). Там я передаю свою реакцию на мир, свой опыт. Я всегда говорю своим ученикам, что все проходит, все исчезает. Сейчас ты молодой, потом ты старый, а может, вообще никакой. Ты никого не спрашивал, а родиться ли тебе на свет. Поэтому какие-то такие вещи, которые говорят сами за себя, мне близки. Вот, например, эта форма — не я же ее выбрал — можно сказать, что она сама меня выбрала. Потому что в моем телефоне, в WhatsApp происходит какое-то бурление (смеется).

Вы известны как художник протеста, а в этом проекте есть протест?

Дело в том, что сейчас в современном мире с развитием технологий и появлением общего информационного поля нет таких категорий как таковых. То есть протест это тоже условная вещь. Что-то кому-то выгодно, что-то кому-то нужно, но форма протеста уже не является формой героизма. Здесь я, скорее, выступаю как эстет и, конечно же, как философ. 

Какой художественной ценностью для вас обладает наша жизнь на экране в общем, если пойти дальше мессенджеров?

Это действительно интересный вариант — на экране всегда обилие визуальной информации, которое бесконечно меняется, пульсирует. Это близко человеку, потому что он постоянно меняет свои состояния. Пять минут назад ему хорошо, через пять минут ему плохо, потом на него накакала собачка, ему совсем плохо, потом он на кого-то накакал, и ему совсем хорошо (смеется). Именно эту смену состояний и передает мелькание на экране, и я с этим тоже взаимодействую. Вот, например, мой последний клип с Вадимом Эпштейном — это как раз иллюстрация к такому обилию бесконечных переходящих образов. И второй момент — индивидуальное видение же никто не отменял. Для кого-то это просто набор картинок, а другой человек увидит в этом какие-то смыслы или даже мотивации к действию. Игнорировать это невозможно, ведь это обилие передает состояние настоящего, современного, реального. Наше бытие как раз из всего этого и состоит — вот оно такое, хорошее или плохое это уже не важно. 

То есть цифровая реальность стирает понятия хорошего и плохого?

Это интересная задача. В Facebook, например, много висит мертвых людей просто. То есть работа с этой сферой — это работа с жизнью и работа со смертью одновременно, потому что это два полюса, с которыми искусство и взаимодействует.

С точки зрения культуры эта цифровая жизнь и смерть дает нам какие-то новые контексты?

Контексты сегодня действительно бесконечно мелькают и обесцениваются из-за своей мелькотни. Ты уже не знаешь, что и как. То есть раньше культура состояла из героев и культура состояла из фанатизма — весь русский рок, например, на этом строился. Боря Гребенщиков любил Лу Рида, Боба Дилана, восхищался ими. И из их недосягаемости рождались какие-то искренние моменты. А сейчас условному Лу Риду можно просто написать, задружиться с ним на Facebook и посылать ему свои опусы. То есть уходит сакральность. Это не плохо и не хорошо, но состояние чуда растворилось, к сожалению. Сейчас время без героев и это происходит из-за непрерывного изменения бытия. 

А что насчет цифрового бессмертия?

Гуманоиды, к сожалению, так же как и животные, болеют, начинают разрушаться со временем. И вот этот другой мир дигитально-капсульный, ячеечный, бесконечно меняющийся, он бессмертен. Но он все равно с тобой не взаимодействует тесно. Поэтому существует такая задача: как вообще быть? Многие полностью отказываются от использования интернета, общения по WhatsApp — им кажется, там нет жизни и что через этот отказ они становятся бессмертными. Но это тоже большая ошибка. Я вижу в этом жизнь, которую и переношу в сериал «Кровь в подъезде». Я занимаюсь захватом реальности и считаю, что если ты умеешь взаимодействовать с этими платформами и это приносит тебе радость, то все прекрасно. Какие-то категории у меня уже, конечно, с возрастом сформировались, но я все равно пытаюсь взаимодействовать с этим современным монстром, нападающим на меня.

То есть вы смотрите на вторжение цифровой реальности в нашу жизнь, как на нападение?

Как и все яркое она, естественно, нападает. Вот то, что сейчас с Россией происходит это почти как с этим нашим чатом. Это интересно, это круто. Я работаю именно с крутостью жизни, поэтому, думаю, меня так любит молодежь. Видимо, мы как-то совпадаем по ощущению драйва, или простоты, или безумия.

Дарья Федоринова